Мы уже рассказывали о прошлом Центрального парка в Гомеле.
Сегодня, когда общественность оживленно обсуждает его переименование, есть необходимость еще раз вернуться к истории парка и вспомнить, как и в какое время он назывался.
Грабь награбленное?
Гомельский парк – душа города. В Гомеле нет места, более красивого, чем его тенистые аллеи над кручами сожских берегов. И кажется, парк вобрал в себя все лучшее, что есть в этом городе – живописную зелень, старинную архитектуру, весь неповторимый колорит старого Гомеля. В парке есть свой особенный дух, своя необычная аура. Но эту тонкую материю так легко нарушить.
Сделать это пытались не раз. “Теперь этот парк служит местом отдыха, развлечений, – писали в 1911 году Ф. Жудро, И. Сербов и Д. Довгяло, – но когда-то эти самые холмы и овраги являлись яблоком раздора сначала между удельными князьями, а потом Украины и Москвы с Литвою и Польшей. Каждая пядь земли здесь не раз полита кровью. С высокого обрыва через Сож открывается широкая равнина на юг, откуда в XVII столетии двигались сюда со своими полками казаки Небаба, Золотаренко, Нечай”.
От себя добавим, что каждый новый завоеватель подвергал город огню и мечу, вводил свою религию, язык и обычаи. Но не только ради этого брали Гомель на приступ – главной целью, конечно, был грабеж и последующее порабощение покоренного населения. При этом насаждение своего культурного кода значительно облегчало эту задачу. Например, переименование церквей из православных в униатские и католические выполняло в тот религиозный век основную “идеологическую” роль.
На карте 1910 года это место обозначено как парк князя Паскевича. Тогда это означало прежде всего отношения собственности. Семья Паскевичей была на тот момент его владельцем, хотя парк и был заложен графом Петром Румянцевым, а обустроен его сыном Николаем. Парк и дворец являлись главной достопримечательностью города – ведь прочти вся его остальная старая архитектура, бывшая преимущественно деревянной, была уничтожена пожарами, войнами либо новыми владельцами. Попасть в княжеский парк было не так просто: он был открыт для посетителей только два раза в неделю, по четвергам и воскресеньям, с 5 до 9 часов вечера. И за плату в 12 копеек. Такой тариф в четыре алтына был достаточно приличным – средний заработок рабочего тогда составлял 50 копеек – 1 рубль в день. При очень приблизительном переводе на современные деньги – порядка 50 тысяч белорусских рублей.
Незамысловатая “философия” тогдашних мещанских барышень, любительниц погулять в парке, отраженна в лубочных открытках начала XX века: “Хорош Максим, когда есть алтын”. Однако даже наличие медных или серебряных монеток с коронованными орлами в кармане еще не гарантировало пропуска в парк – туда разрешалось только “чисто одетой” публике. История не сохранила точного описания дресс-кода а-ля Паскевич. Но можно с уверенностью сказать, что в обычной крестьянской одежде, в лаптях с оборками, что являлось аналогом современных шорт с кроссовками, княжеская секьюрити в парк не пропускала. У тех же, кто вообще ходил босиком, – а таких в то время тоже было немало, шансов на романтическую прогулку в графском парке вообще не было.
После Февральской революции 1917 года дворец был занят Гомельским Советом рабочих и солдатских депутатов. Солдаты из гомельской “пересылки” с винтовками на плечах, анархисты с бомбами и черными знаменами, рабочие в промасленных робах, все теперь шли сюда – за советом к Совету. Впрочем, роскошные интерьеры дворца оставались пока нетронутыми. Сегодня распространено мнение, что княгиня Ирина Паскевич-Эриванская добровольно передала дворец и парк в руки своих взбунтовавшихся подданных. Однако каких либо документальных подтверждений этому мы не знаем. Может быть, так оно и было. Но с приходом в марте 1918 года немецких оккупантов и украинских гайдамаков княгиня Паскевич вернулась во владение своим гомельским имением, а при отступлении немцев в январе 1919 года бежала из города вместе с немцами.
Тем не менее, несмотря на смутное время, гомельский дворец продолжал оставаться местом хранения богатейших коллекций, принадлежавших ранее княжеской фамилии. Здесь имелась картинная галерея с полотнами Крамского, Суходольского, Каналетто, Ротари, собрание ваз, фарфора, хрусталя, большое количество золотых и серебряных изделий. Дело в том, что князь Варшавский, будучи завоевателем Персии и Турции и царским наместником в Польше, не преминул взять там немалое количество “трофеев”. От одной только контрибуции, полученной с побежденной Персии в размере 2 миллиона рублей серебром царь, Николай I пожаловал своему любимцу 10 процентов. Кстати говоря, за эту контрибуцию заплатил своей жизнью родной брат жены Паскевича – поэт Александр Грибоедов, посол России в Иране. Разъяренные непосильными поборами персы убили в Тегеране русского посланника. В общем, пресловутый лозунг “грабь награбленное!” в случае с дворцом графа Эриванского мог бы быть весьма актуален. Но, вопреки расхожему мнению, советское правительство такие крайности совсем не поддерживало. И решило взять гомельские сокровища под охрану.
Ленинский нарком, жена Троцкого и костюм для эмиссара
Первым это стал делать Анатолий Луначарский, один из самых образованных большевиков. После революции 1905 года Луначарский находился в оппозиции к Ленину, критиковал его “слева”, а партию призывал заняться “богостроительством”. Однако вождь мирового пролетариата зла не попомнил, и после победы революции в октябре 1917 года предложил энциклопедисту Луначарскому, владевшему шестью языками, пост наркома просвещения. Правда, уже через несколько дней Луначарский подает в отставку – в знак протеста против бомбардировок Кремля в ходе кровопролитных боев в Москве в октябре 1917. Совнарком отставку не принимает.
Через год советская Россия оказалась в железном кольце вражеских армий. Однако и в этой не совсем комфортной обстановке народный комиссар Луначарский решил приступить к созданию музеев. Характерно, что само это дело было абсолютно новым – до революции государственных музеев в России практически не было. Можно по разному относиться к большевикам, но решение Луначарского по спасению гомельского дворца было, наверное, не самым худшим. Но есть тут и одно “но” – непосредственно эту работу курировала Наталья Седова, возглавлявшая музейный отдел Народного комиссариата просвещения. Ее роль долгое время замалчивали только по одной причине – Наталья Ивановна была женой Льва Троцкого, демонизированного противника Сталина.
Не вдаваясь в перипетии борьбы двух большевистских лидеров, отметим только, что Наталья Седова была женщина очень красивая. И делавшая все возможное для того, что бы сохранить и приумножить все прекрасное вокруг себя.
Когда имение Тургеневых в Орловской губернии оказалась в зоне боев Красной армии и деникинцев, Наталья Седова смогла организовать спасение имения и создала здесь музей Ивана Тургенева. Она и командировала в Гомель эмиссара музейного отдела В.В. Пашуканиса.
Викентий Пашуканис в прошлом был издателем Александра Блока, Игоря Северянина, Константина Бальмонта, Андрея Белого. Книги его издательства отличало такое же изящество, как и творчество поэтов Серебряного века. Но едва московский эмиссар приехал в Гомель, как в городе восстали другие москвичи и туляки – начался печально известный Стрекопытовский мятеж. В результате “меткого” артиллерийского обстрела гомельский дворец загорелся. По сведениям, собранным исследователем и журналистом Евграфом Кончиным, именно Пашуканис спас дворец. Дело в том, что посланец жены Троцкого не отказал себе в удовольствии ночевать в спальне князя Варшавского и даже пользовался услугами его дворецкого, подававшего по утрам кофе. Как видно из писем Пашуканиса, серьезно дилеммой для него был вопрос оплаты – хватит ли наркомовских суточных на расчет за княжеские завтраки и обеды? Но когда на дворец посыпались снаряды, эмиссар оказался там, где он и должен был быть. Надо сказать, что бывший мирный издатель не растерялся. Под огнем посланник Наркомпросса мобилизовал бывших княжеских служащих на тушение пожара и вынос коллекций. Несколько человек получили ранения, сам Пашуканис – ожоги, но почти все удалось спасти. А вот одежда самого эмиссара сильно обгорела. И этот человек, в распоряжении которого находилось сокровищ на десятки миллионов рублей, вступает в переписку с Наркомпроссом, испрашивая разрешения на компенсацию сгоревшего костюма.
Грузите серебро бочками…
Тот же Пашуканис вывез из Гомеля в Москву и сдал в Исторический музей 1600 кг золота и серебра! И к этому можно относиться по разному. С одной стороны: “Москва отобрала…”. Но при этом надо вспомнить, что и Румянцевы, и Паскевичи тоже отправляли большую часть собранного на Гомельщине за ее пределы. Даже добрейший граф Николай Румянцев вывез все приобретенные в Гомеле книги, рукописи и различные раритеты. В числе прочего они вошли в фонды Румянцевской библиотеки (“Ленинки”), одной из крупнейших библиотек мира. Кстати говоря, именно в ней Пашуканис работал в 1918-1919 годах заместителем ученого секретаря Румянцевского музея. А дворец Паскевичей в Гомеле представлял лишь бледную копию особняка этой фамилии в Петербурге, являвшегося основной княжеской резиденцией.
Нужно также учитывать, в каком положении находился Гомель в 1919-1920 годах. Кстати говоря, именно Реввоенсовет Западного фронта поставил перед советским правительством вопрос о спасении гомельского дворца и других сокровищ Беларуси и предоставил ЦИК и Совнаркому список объектов, к которым приближались боевые действия. Гомелю, как прифронтовому городу, постоянно угрожало нашествие вражеских армий с Украины и из Польши. В отдельные моменты противник приближался к Гомелю на расстояние до 40 км. Из Гомеля тогда эвакуировали не только ценности, но и административные учреждения. А до середины 1920-х Гомельская губерния кишела многочисленными бандами, ходившими туда и обратно через расположенную неподалеку западную границу.
Тем не менее в марте 1919 года в Гомель пришла телеграмма за подписью наркома Луначарского – образовать на основе дворца и всех находившихся в нем ценностей гомельский музей, а за музеем закрепить парк. 7 ноября 1919 года, на вторую годовщину Октябрьской революции, состоялось торжественное открытие гомельского художественно-исторического музея. Музей был назван в честь его создателя – Анатолия Луначарского. Вместе с музеем имя Луначарского стал носить и парк. Характерно также, что в начале 20-х годов филиал гомельского музея существовал… в Москве. Автор встречал в фондах Государственного архива Гомельской области упоминание и о том, что в Гомеле в начале 1920-х годов работал музей Натальи Троцкой. Впрочем, история гомельского музея и загадочная судьба его коллекций требует отдельного рассказа. Непросто сложилась и судьба некоторых героев этих событий.
Викентий Пашуканис еще спас от разграбления богатейшую коллекцию картин, старинного оружия и прочего в замке Радзивиллов под Бобруйском, семейный архив Бакуниных из их тверского имения в Прямухино и многое другое. Но был арестован ВЧК и в 1920 году расстрелян по ложному обвинению. Его двоюродный брат Евгений Пашуканис, известный марксист, дослужится до заместителя наркома юстиции СССР, тоже будет репрессирован в 1937 году. Впоследствии Викентий Пашуканис будет реабилитирован, но тогда ему не помогло даже заступничество жены Троцкого. Впрочем, Наталье Седовой в то смутное время удалось спасти от трагических ошибок, сведения личных счетов и самодурства многих выдающихся деятелей культуры. Но в конце 1920-х годов она вместе с опальным мужем, проигравшим партийную дискуссию Сталину, окажется в эмиграции. И под ливнем автоматного огня чудом переживет первое покушение на Льва Троцкого в Мексике в 1940 году, также организованным человеком творческим и любителем прекрасного – художником Сикейросом.
К сожалению, имя Викентия Викентьевича Пашуканиса до сих пор не нашло увековечивания в нашем городе, несмотря на то, что он сделал для спасения его ценностей. Но вернемся к главному организатору гомельского музея и парка как общественного достояния.
Алла Егорова, заведующая отделом Гомельского областного музея военной славы, рассказывает:
- Сегодня некоторые, сообщая о предполагаемом переименовании парка имени Луначарского, утверждают, что сам Луначарский никогда не был в Гомеле. Это не так. Анатолий Луначарский посещал Гомель в 1919 году, был во дворце и парке. В тот период наш город осаждали белые армии и польские легионы, в связи с чем был образован Гомельский укрепленный район. Начальник штаба Гомельского укрепрайона Матвей Бойцов в своих воспоминаниях пишет о пребывании Луначарского в нашем городе. Анатолий Васильевич лично знакомился с библиотекой и коллекциями во дворце, высказал благодарность за то, что их удалось спасти. Во дворце Анатолия Луначарского сопровождал первый директор гомельского музея Маневич. Помимо музея, Луначарский обратил внимание на развитие в Гомеле школ и библиотек. В Гомеле нарком просвещения выступал с рядом лекций. Луначарский намеревался пробыть в Гомеле достаточно долгое время, но из-за болезни вынужден был прервать свой визит. Мне нигде не доводилось встречать об Анатолии Васильевиче Луначарском какие-либо негативные отзывы. Наоборот, все свидетельствовали о колоссальной образованности, необычайном уме и потрясающем обаянии этого человека.
Пиво и музеи – для членов профсоюза
В начале 1920-х годов пострадавший во время Стрекопытовского мятежа гомельский дворец восстановили рабочие “Полесстроя” под руководством известного гомельского архитектора Станислава Шабуневского. Как сообщала газета “Полесская правда” в 1923 году, работавший там музей был открыт 4 дня в неделю, с 10 утра до 2 часов дня. Вход в музей стоил 2 рубля, но с апреля 1923 года стал бесплатным. Впрочем, нечлены профсоюза или другой общественной организации должны были все равно раскошелиться на 5 рублей.
Таким образом, в Гомеле, в отличие от ситуации, описанной бессмертными Ильфом и Петровым, не только пиво, но и музеи были для “членов профсоюза”! Кстати говоря, кроме парка и музея, имя Луначарского в 1923 году носила в Гомеле 2-я советская школа.
В период рыночных реформ и “новой” экономической политики гомельский парк стал сдаваться в аренду частным подрядчикам. Впрочем, делу это не помогло – парк по-прежнему имел запущенный вид, как во время гражданской войны. Более того, частные арендаторы вырубили здесь более 300 деревьев (какая знакомая картина!). Но зато частники быстро приспособили бывший княжеский парк под нужды “совбуров” – “советской” буржуазии. В летнем театре, по свидетельству очевидцев, ставили почти исключительно “полунеприличные” миниатюры, а ресторан-шантан “Эльдорадо”, расположенный здесь же, вообще стал рассадником проституции. Его кельнеры по заказу состоятельных нэпманов поставляли им молоденьких девушек, как правило, безработных. Впрочем, впоследствии по этому поводу состоялся судебный процесс.
На новом пути
В 1930-е годы парк из частных рук перешел на баланс города. Здесь стал выступать духовой оркестр, а во дворце, помимо музея, начали свою работу Дворец пионеров, детская техническая станция, кукольный театр, областная библиотека, библиотечный коллектор и различные кружки. Все разрушила война. Во время войны немцы устроили в парке свое кладбище, здесь же хоронили и умерших от ран и болезней итальянских военнослужащих.
Характерно, что в период оккупации парку, как и многим гомельским улицам, включая Румянцевскую, было возвращено дореволюционное название – парк князя Паскевича. Именно так он упоминается в коллаборантской газете “Новый путь”, издававшейся в Гомеле в 1942-1943 годах. Оккупанты часто проводили здесь свои мероприятия. 2 мая 1943 года в парке князя Паскевича был открыт летний кинотеатр “Луч”, в которых крутили пропагандистские немецкие фильмы. В частности, хитами августа 1943 года были фильмы “Командир эскадрильи Лютцов” и антисемитский “Еврей Зюсс”. Тем же летом в парке князя Паскевича любил выступать начальник городской полиции господин Кардаков.
После того как публика прослушивала речь о борьбе с “кровавым большевизмом” и “культурной роли великой Германии”, начинал играть духовой оркестр и организовывались танцы. Особенно торжественно отмечали 22 июня, почитавшийся за “день освобождения” – начало фашистского вторжения в СССР.
После освобождения Гомеля от немецких оккупантов в ноябре 1943 года парку снова было возвращено имя Луначарского.
В 2014 году Министерство охраны окружающей среды и природных ресурсов приняло решение о переименовании с 1 августа парка имени Луначарского в парк дворцово-паркового ансамбля. Переименование вызвало неоднозначную реакцию у гомельской общественности в связи с его невнятной мотивацией, явной тавтологией в новом названии, незаслуженным отказом от признания роли Анатолия Луначарского в сохранении гомельского дворца и парка и спорной юридической правомочностью.
На сегодняшний день, после подачи соответствующего обращения представителей общественности, вопрос о согласовании переименования и его правовой обоснованности, рассматривается в Гомельском областном Совете депутатов и Гомельском облисполкоме.
Юрий Глушаков,
Гомельский парк: светлейший князь, просвещенный нарком и жена Троцкого
Комментариев нет:
Отправить комментарий